Течение
вот мы выходим. плещется вода.
и водомерки режут гладь кругами.
и вроде не случалось никогда
того, что вдруг случилось между нами,
и хочется забыть груз этих дней,
вернуться в тот момент в счастливом прошлом
и сбросить панцирь, словно змеи кожу,
обид и слов, что сделали сильней,
раз не убили. пляшут мотыльки.
лишь ноет что-то в зареберье старым шрамом.
вот мы идём с тобою вдоль реки.
но ты на левом берегу,
а я — на правом.
Пёс
А он простой четвероногий. Просто пёс,
Лохматый и немного лопоухий,
Собачью службу через годы нёс.
И он ползёт к хозяину на брюхе
И мокрым носом тычется в ладонь,
Надеясь, что всё будет, как и прежде,
Что встанет тот и отряхнёт одежду,
Погладит ласково и, потушив огонь,
Пойдёт и выключит сварившиеся щи,
Даст чуть остыть, плеснёт и другу тоже.
Но отчего-то он лежит. Молчит.
И непривычно пахнет гарью кожа.
А с неба падает какой-то странный «град».
Не слышно голосов привычных детских.
Он просто пёс. И он не виноват,
Что стал вдруг сиротой в родном Донецке.
Позывной «Поэт»
Этот парень спокоен и тих.
У него позывной «Поэт».
Он воюет уже шесть лет.
Он сегодня напишет стих —
Два десятка неровных строк.
Неизбитых. И тем ценней.
Это просто дневник о войне,
Той, что Бог не отмерил срок.
Просто рифмы о тех парнях,
Вросших в гарью пропахший «комок»,
И стоящих с ним бок о бок
В потерявшихся в счёте днях,
И вгрызавшихся в чернозём,
Потому что нельзя назад,
Тех, что косят «Хаймарс» и «Град»,
Тех, что скажут: «Спасибо, зём,
За стихи». «Душевно, сосед».
«Ты, братуха, пиши ещё».
У него к ВСУ свой счёт.
У него позывной «Поэт».
Надежда
Где именно люди носят в себе войну? В голове? В сердце? В душе? В памяти? Почему так сложно изжить её в себе, это Каиново семя, лишающее бесценного Божьего дара — жизни? Наступит ли однажды мир на многострадальной Земле?
Сколько вопросов… А есть ли на них ответы? Кто знает…
Как говорится, «чем совершеннее оружие, тем беззащитней человек». Последняя война выжгла планету почти дотла. Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Или лишает человечество в целом.
И не один палец вдавил в тот момент пресловутую кнопку, выпуская, словно Зверя Апокалипсиса, из надёжно спрятанных бункеров мегатонны безжалостной смерти, осуществив жуткую гекатомбу. Словно до этого смертей было недостаточно. Удовлетворило ли это безграничное эго принимавших решение? Вряд ли…
Вот он, парадокс цивилизации: война за ресурсы в итоге приводит к их уничтожению. Как и к уничтожению тех, кто так жаждал власти над этими ресурсами.
Лесные массивы превращались в золу и пепел, горные хребты и равнины меняли свои очертания до неузнаваемости, а реки и моря в момент испарялись от чудовищного жара. Миллионы и миллионы людей в одно мгновение исчезли в никуда, сгорая, будто мотыльки-однодневки в манящем пламени ночной свечи. Только те свечи горели по всей планете, ночью ли, утром ли, днём ли.
Оставшиеся либо примкнули к многочисленным бандам, жестоко враждующим между собой за остатки ресурсов, либо скрывались от членов банд в потаённых местах. В диких джунглях или в горах. До времени казавшихся неприступными.
И именно эти уставшие от насилия люди надеялись возродить жизнь на почти убитой человечеством планете. Надеялись до тех пор, пока не узнали страшную правду. Оружие Судного Дня не только отправило в загробный мир бесчисленное количество душ, но и страшным проклятьем прописалось в генофонде оставшихся в живых.
Человечество утратило способность к продолжению рода. Везде. Навсегда. И это было куда ужаснее, чем постоянный страх перед бандами и вечный голод.
Маленькая община укрывалась среди каменных твердынь иссечённого новыми ранами-разломами Кавказского хребта. Общество красивых женщин и гордых мужчин, не опустивших руки и не опустившихся до разбоя. Трудолюбивых, искренних, сохранивших традиции и память предков. Обычаи, песни, легенды.
Алан был юным мечтателем. Алан стал выдумщиком и фантазёром. Наверное, в той жизни, которая могла бы быть без войны, он стал бы писателем. А может быть, археологом и краеведом. Или, скорее всего, всеми ими сразу. Но той, другой, жизни у Алана, как и у других его сородичей, не было. Был только тяжёлый ежедневный быт ради выживания.
Здесь, в горах, Алан вырос и повзрослел. Здесь он встретил Тамару, любовь всей его жизни, верную жену и надёжного друга.
Алан всегда просыпался самым первым, ещё затемно. И уходил на поиски. На поиски своей мечты. А потом возвращался и работал наравне со всеми, а нередко даже больше других. Возвращался без результатов, но не оставлял попыток. Каждый день. Километры горных троп. Большим упрямцем он был, этот Алан…
Жена ещё никогда не видела Алана таким возбуждённым. Этим утром он вернулся домой раньше обычного, с каким-то новым выражением на лице и буквально горя необъяснимым внутренним жаром.
— Я нашёл её! Наконец-то, я нашёл!
— Кого её, любимый? — спросила Тамара, ещё не до конца проснувшись.
А потом её сердце сжалось в радостном предвкушении, и она поняла, что уже знает ответ на свой вопрос.
— Ты уверен? — прошептала она одними губами, но, тем не менее, Алан услышал её.
— Думаю, да. Белый орёл вдруг появился сегодня в небе надо мной, словно показывая дорогу, и я пошёл за ним. А я ведь раньше ходил тем путём много раз. И, если бы не птица, которая сделала круг над скалой, я бы ни за что не нашёл вход в пещеру. Завтра утром мы пойдём туда вместе.
В тот день молодая семья не стала обедать и ужинать, собрав в узелок скромную пищу. А уснуть Алан и Тамара просто не смогли. Завтрашний день мог стать чем-то особенным. Мог, разумеется, и не стать, но верить в это не хотелось. Орёл — это доброе предзнаменование.
Ещё не рассвело, когда семья отправилась в путь, который занял не так много времени, как ожидала Тамара. И вскоре молодая пара уже стояла перед входом в пещеру. Ту ли самую пещеру? Как знать, как знать… Местность изменилась до неузнаваемости, и сложно было поверить, что всё это время они жили совсем рядом с Дигорским ущельем, которое теперь было совсем непохоже на ущелье.
Алан и Тамара, откатив от входа несколько перекрывавших его камней, вошли внутрь пещеры, неся с собой бесценные дары своего времени, скудный дневной паёк: кувшин молока и три пирога. Они хорошо помнили легенды…
И там, во тьме, разгоняемой лишь тусклым светом факела, супруги обратились к Ней, великой святой своего народа, истово моля о помощи. Не ради себя, но ради всего человечества. А потом рука об руку вернулись домой, неся в сердцах веру в чудо.
Они считали дни, терзаясь бессонницей и сомнениями. А через месяц Тамара поняла, что чудо произошло.
Задалеская Нана, Мать из Задалеска, вернула на покалеченную планету Жизнь. Новую жизнь, взращённую надеждой.
